(…И Владимир Вишневский “Десять лет, которые, или Страна “Из рук в руки”. М., “Пронто-Москва”, 2002)

Конечно, не Владимир Вишневский открыл минимализм, но именно он придал эту жанру народность и теплоту. Он сам вынес себе жестокий поэтический приговор: “И долго будет тем любезен я и этим”. Откровенность, отсутствие пафоса, остроумие – это, конечно, еще не поэзия. Может быть, даже совсем не поэзия. Но когда это запоминается, передается из уст в уста и даже шепчется на ушко в течение десяти лет и более, можно заподозрить настоящий успех.

Дело в том, что у Вишневского строка и личность полностью совпадают. А это уже поэзия. “С утра я не готов голосовать…” – за этой строкой сто тысяч пьес, и каждая о ком-то, и обязательно о читателе. Эффект узнавания себя в так называемом лирическом герое дорого стоит. Его ни за какие деньги не купишь. “Так вот кому ты, сволочь, отдал голос…” Единственное, что грозит Вишневскому и даже может погубить его, как поэта, – избыточная загруженность. Ему приписывают слишком много. Так и хочется сказать словами самого автора: “О, я не тот, кого вы заказали!..”

Выступая на презентации в клубе “Библос”, Ирина Хакамада искренне воскликнула: “Я не знаю, кто ты – разрушитель или созидатель современной литературы”. Все дело в том, что он и то, и другое. Мельчает читатель, минимизируется поэзия. Литературы, независимой от читателя, не бывает. Читателей не выбирают, в них живут и умирают. Вишневский предпочитает жить. Можно, конечно, идти путем Хлебникова или Мандельштама, превращая себя в живое послание грядущим векам. Этот автор живет здесь и сейчас. “Иметь со мной приятно даже дело…” Приятно, но не более. А поэзия все-таки более. Вот и сказал приятнейшему автору и прекрасному человеку нечто неприятное. Прости меня, Вишневский, но: “Сомненья поэта. Наплывы. Провал. // Я где-то все это уже целовал”. Может, у Саши Черного или у Олега Григорьева? Какая разница. Ироническая муза ХХ века успешно пережила свой век и продолжает жить в ХХI. Хорошо это или плохо, судить не берусь, но факт долгожительства несомненный. “Я много укрепил семей советских…” И еще: “Да, поздно мне снимать кандидатуру…” Вишневский состоялся, и это навсегда. Ведь других 90-х у нас уже не будет. А если убрать оттуда Вишневского, то что останется? “Мужчина, вы стрельбу-то прекратите!!.” Ведь все и сейчас продолжается. Ну, а “потянешь ли ты новые расходы?..” Это, “скажу как иномарка иномарке”, вопрос вопросов. “Через целую жизнь я пронес // безответный еврейский вопрос”.

Не буду лукавить, маловато мне всего этого. Одним словом: “Я повторяю свой вопрос: “Ура?” Теперь сознаюсь, Вишневский – это уже классика и… клиника. Что делать, если страна такая, время такое, да и сам такой. Клинический случай поэзии Вишневского это, конечно, диагноз, но прогноз благоприятный. Его поэзия выжила со словами: “Я умираю, но об этом позже…”

Не каждый может в одну строку впаять всего Пушкина или всего “Онегина”: “На этот раз тебя зовут Татьяна…” как ни странно, этому поэту-минималисту грозит только многословие. Не буду цитировать его длинные тексты, потому что они длинны. Однако и одна строка может стать многословной. Когда много-много страниц, и все заполнены одностишиями, вдруг выясняется, что они длиннее “Телемахиды”. Опять же не буду цитировать неудачное. Зачем? О музе Вишневского я сказал бы его же словами: “Ты снилась мне… И ты же разбудила!..” Все критики одинаковы, “и устарела старина. И старым бередит новизна” – это Пушкин, а мог быть и Вишневский. Так что не будем упрекать Паганини за игру одной строкой на одной струне. До него никто этого с таким размахом не делала. Всю жизнь на одной струне! Играть замучишься, не только слушать. А вот слушать как раз и не надоело, если играет маэстро. Словом, “Уже неважно, сколько раз – спасибо, что вообще кукует…”

Многие путают легкость восприятия с легкописанием и даже легкомыслием. Легкость в мыслях необыкновенная всегда дается с трудом. Чем строка удачней, тем она очевиднее после того, как написана. Многие стихи Вишневского будто бы написаны до него. “Любви моей не опошляй согласьем…” Надо же, всю литературу и даже всю жизнь вобрал. Ну, а это просто стало заповедью: “Спасибо мне, что есть я у тебя!..” Спасибо, но “Не так я вас любил, как вы стонали…”